Текст: Памяти Збигнева Бжезинского. Часть 1 (Константин Крылов)

---

26 мая, в пятницу, в вирждинской больнице тихо и благостно покинул этот мир политолог Збигнев Бжезинский. По мнению многих – великий стратег, карающий мозг американской политики, человек, разваливший СССР и прочая, и прочая, и прочая. При упоминании его имени тряслись в ужасе несколько поколений советских людей. Хотя бы поэтому его фигура заслуживает известного внимания.

Збигнев Казимеж Бжезинский (Zbigniew Kazimierz Brzeziński)родился 28 марта 1928 года в Варшаве. Его отец, Тадеуш Бжезинский, был родом из Золочева, а по духу был львовянин. Был он шляхтичем из рода Бжезинских (Brzeziński)[1], подвизавшимся на дипломатическом поприще. Ходили слухи, что на самом деле Збышек родился в Харькове, в польском консульстве, но его записали варшавянином «во избежание лишних вопросов». Так ли это, сейчас уже установить невозможно. Да и не особо нужно.

С 1938 года семья жила в Канаде, где Тадеуш Бжезинский работал польским генконсулом вплоть до коммунистического переворота в послевоенной Польше. Впрочем, и до того его должность была сугубо номинальной: 1 сентября 1939 года в Польшу вошли немецкие войска. Сейчас эти события называются «советско-немецкой агрессией». Моральными авторитетами, которые их так называли, стали демократические страны – Франция и Англия, не оказавшие Польше никакой поддержки, несмотря на договора.

Англичане и французы действовали совершенно правильно. Они знали, что поляки простят цивилизованным нациям (включая немцев) абсолютно всё – а ненавидеть будут русских и только русских, что бы они не делали. Поэтому с поляками можно обращаться как угодно: виноватыми в польских бедах в итоге всегда окажутся русские. Так было и так будет всегда: поляки органически неспособны винить в своих бедах кого-либо, кроме русских. Забегая вперёд: семейство Бжезинских в этом отношении абсолютно ничем не отличалось от польского образованного большинства.

Однако вернёмся к теме. После событий 1949 года Тадеуш Бжезинский возвращаться в Польшу не мог и не хотел. Политику он при этом не оставил: с 1952 по 1962 год он возглавлял Канадский польский конгресс, а потом участвовал в создании Всемирного польского конгресса. Он дожил до 1991 года – и, очевидно, оказывал известное влияние на сына.

Збышек учился в частной католической школе имени Игнатия Лойолы. Школа была основана в 1896 году иезуитами. Чему могли научить молодого поляка в таком заведении, читатель может вообразить сам. В 1945 году он продолжил образование в университете Макгилла, где изучал международные отношения. Его магистерская диссертация была посвящена национальному вопросу в СССР. Он мечтал о дипломатической карьере, но отсутствие канадского гражданства поставило на этих мечтах крест. Тогда он решил продолжить обучение и для этого отправляется в Гарвард. В 1953 году он становится PhD, написав работу на советологическую тему –о взаимоотношениях ленинской и сталинской модели государства.

Видимо, именно в этот момент он и обратил на себя внимание сильных мира сего. Бжезинский являл собой пример мощного интеллекта в сочетании с зашоренностью: русских он ненавидел до трясучки, поэтому был органически неспособен задать себе некоторые вопросы. То есть он действительно верил в «страшный СССР, мечтающий поглотить мир» и прочие пропагандистские глупости. Такие люди непригодны для реальной политики, но очень удобны для использования в качестве публичных или полупубличных фигур.

Для начала Бжезинского оставляют в гарвардском центре русских исследований в качестве преподавателя. Он работает там до 1960 года, обрастая знакомствами и связями[2].

Но вернёмся к нашему главному герою. В Гарварде, кроме полезных знакомств, он заводит и романтические. В 1955 году он женится на Эмилии «Мушке» Бенеш, дочери бывшего президента Чехословацкой Республики (в 1935-1938 и 1945-1948 годах) Эдуарда Бенеша. Советские лишили его власти, за что он возненавидел русских. Нетрудно догадаться, как это повлияло на его дочь, а через неё – на супруга.

В 1957 году Бжезинский посещает историческую родину, то есть Польшу (тот факт, что его туда пустили, весьма характерен). После поездки он пишет ряд статей, в которых резко критикует политику Эйзенхауэра, который был настроен на конфронтацию с коммунистическим блоком как целым. Сам Бжезинский был сторонником классического divide et impera – то есть раскола красного блока путём ведения дифференцированной политики по отношению к каждой отдельной восточноевропейской стране, с поощрением любых политических движений любой страны, лишь бы они были направлены прочь от Москвы. При этом Бжезинский настаивал на том, что мотивы отдалени не важны: ими могут быть, например, обвинения Москвы в недостаточной коммунистичности и ревизионизме. Он не был антикоммунистом, он был именно русофобом, и исходил из того, что врага нужно бить любым способом и со всех сторон. В дальнейшем такой подход оказался крайне эффективным в период налаживания американо-китайского сотрудничества.

В 1958 году Бжезинский получил американское гражданство. Однако пришли и неприятности: в 1960 Гарвард не выдал ему грант на дальнейшие исследования. Он переезжает в Нью-Йорк, где очень быстро получает профессорское место в Колумбийском университете[3]. Далее создаётся некий «Институт коммунизма», который он и возглавляет.

В ту же пору он начинает активно писать. Первая его книга – «Советский блок: единство и конфликт», в которой он проводит всё те же идеи о неоднородности советского блока и наличия в нём глубоких расколов. Далее он становится очень активным автором и пишет чуть ли не по книжке в год.

Очень интересно и примечательно то, что Бжезинского начинают издавать в СССР. Издавало их «Издательство иностранной литературы», потом – «Прогресс». Разумеется, это книги «с грифом», то есть не для широкого читателя. Интересно, какой именно на них стоял гриф. Но сам факт свидетельствует: примерно с этого времени Збигнева Бжезинского рассматривали как «главную пугалку по русскому вопросу».

С того же времени начинается карьера Бжезинского как активного деятеля Демократической Партии США.

Этот факт, кстати говоря, приводит большинство людей, «что-то слышавших про Америку», в недоумение. Чисто психологически Бжезинский воспринимается как республиканец – этакий суперястреб с ледяным сверхразумом и железными когтями, легко растерзавший «великий, могучий Советский Союз». На самом деле Бжезинский в принципе не мог быть никем, кроме демократа. Потому что политика политикой, а существуют жизненные и кровные интересы. Бжезинский был польским эмигрантов в первом поколении, довольно поздно получившим гражданство. Поляков в США не то что не любят – там вообще никто никого не любит – но относятся иронически-презрительно, как к народу анекдотическому. Однако и у них есть покровители. Неустроенными группами населения, мелкими народцами и т.п. ведает Демократическая Партия США. Соответственно, «польскую политику» можно было двигать только через её структуры. Учитывая, что главной целью семьи Бжезинский было – и остаётся – увеличение польского влияния в Америке, ни с кем другим Бжезинский связываться не стал бы.

Начал он как советник по внешней политике у Кеннеди. Продвигал он всё те же идеи: персональная работа с каждой восточноевропейской страной, отрыв их от красного блока (в любую сторону, лишь бы из-под Москвы), пропаганда западных ценностей (в том числе левых ценностей). Сейчас, глядя из 2017 года, всё это кажется банальностью. Но это сейчас. В ту пору прекрасную соответствующие идеи нуждались в озвучке – Бжезинский этим и занимался. Он говорил это Кеннеди, а после его убийства – Джонсону. Администрация последнего советам вняла и перешла от тупой политики противостояния «восточному блоку» в целом к политике «наведения мостов». В частности, он убедил Джонсона не педалировать тему объединения Германии, которая вполне могла привести к столкновению в Европе (от которого, кстати, первой пострадала бы любимая Польша).

При этом в других вопросах Бжезинский действительно мыслил как «ястреб». Он поддержал войну во Вьетнаме – судя по всему, только потому, что ему приятна была мысль об убийстве русских. Впоследствии он понял, что война Америке не по карману и к тому же даёт козыри политическим противникам, и стал проповедовать внешнее замирение с СССР и развёртывание тайных войн по всем возможным направлениям. Само слово «Вьетнам» превратилось для него в символ ловушки. Когда советские войска вошли в Афганистан, он потирал ладошки и радовался, что «советские получили свой Вьетнам». Он был одним из главных лоббистов помощи «моджахедам», из которых впоследствии вырос «Талибан». Когда уже старенького Бжезинского спрашивали об этом, он надменно говорил, что это приемлемая цена за уничтожение коммунизма[4]. Свою точку зрения он не изменил и после теракта в Нью-Йорке.

Но вернёмся к прежнему. В 1968 Бжезинский возглавлял внешнеполитический отдел команды Хуберта Хамфри, претендовавшего на президентский пост. Хамфри проиграл, наступило время республиканцев – Никсона и Форда. Которые проводили примерно ту политику, которую сам Бжезинский и рекомендовал. При них взошла звезда Киссинджера, челночного дипломата. Появилось слово «разрядка», потом – договора об ограничении стратегических вооружений.

Угадайте с одного раза, как на это отреагировал Бжезинский? Да-да, вы совершенно правы – вот тут-то он и растопырил ястребиные крыла. Он постоянно выступал, выпускал книгу за книгой, и всё время доказывал, что Америка проявляет преступную мягкотелость к коммунистической угрозе, о том, что передышка даст Советам время на преодоление научно-технического отставания и т.п.

Одновременно он заводил новые связи. Прытким поляком заинтересовался Дэвид Рокфеллер. И использует его для вбрасывания идей, которые в дальнейшем оформились в концепцию «Нового Мирового Порядка». Бжезинскому, как обычно, поручили озвучивание внешнеполитической части концепции.

Суть идей, высказанных Бжезинским в начале семидесятых, была следующая. Грядёт новая научно-техническая революция, связанная с новыми технологиями, компьютерами и т.п. Она приведёт к тому, что СССР не сможет осилить новую технологическую революцию и сольётся, а миром будет править кондоминимум из трёх равновеликих сил – США, Европы и Японии[5]. Картинка так воодушевила Рокфеллера, что он в 1973 году создал т.н. Трёхстороннюю комиссиют из всяких влиятельных людей США, Канады, Европы и Японии. Бжезинского назначили её директором.

Любая организация, созданная влиятельными людьми, автоматически начинает стремиться к тому, чтобы стать ещё влиятельнее. Трёхсторонняя Комиссия не была исключением. Тем более, замах был на мировое правительство. Решили начать с малого – начать управлять хотя бы Америкой.

Тут появился «Джимми» (то есть Джеймс) Картер, обаятельный человек из Джоржии. Происходил он из семьи торговца арахисом, был военным, потом вернулся на родину. Политикой занялся на региональном уровне – стал сенатором от штата, потом одержал победу на губернаторских выборах. Потом пошёл на президентские и выиграл. Как вы уже, наверное, догадываетесь, Бжезинский занял в его штабе то же место, что и у других кандидатов.

Пожалуй, именно при Картере влияние польского политолога достигает пика. Он занимает должность советника Президента по национальной безопасности. При этом следует иметь в виду, что Совет по национальной безопасности при Картере сжали до двух комитетов – чисто кадровой структуры (занимающейся проверкой лояльности и т.п.) и собственно Координационного Комитета, который Бжезинский и возглавил. Теснейшая связь с Президентом дала ему возможность взять под свой контроль всю политику Соединённых Штатов во всём мире, включая разработку глобальной стратегии. Естественно, и американо-советская повестка тоже была в его руках.

Результаты были налицо.

Первое и главное – СССР ввёл войска в Афганистан. Бжезинский считал это огромной удачей: ему очень хотелось, чтобы Советский Союз увяз в этом конфликте так же, как Америка увязла во Вьетнаме. Он, собственно, сделал для этого всё возможное, «пробив» вооружение американским оружием всех антисоветских сил, в том числе отрядом Бин Ладена.

Это позволило сорвать ратификацию договора ОСВ-2, устроить бойкот советских Олимпийских Игр 1980 года (что лишило советских их самой вожделенной игрушки) и активизировать работу по советским диссидентам. Последнее было не такой мелочью, как кажется сейчас: вопрос с правами человека стоял очень остро, и в эпоху «разрядки» сложился негласный кодекс поведения в обеих державах. В частности, считалось, что во внутренней пропаганде можно сколько угодно писать о страданиях инакомыслящих (не только в СССР, но и в США[6]), но не выносить это на уровень официальных лиц. С его же подачи усилилась и американская пропаганда – Бжезинский всячески лоббировал радио «Свободная Европа», где работал его друг «Ян Новак».

Как мы уже говорили, Бжезинский ненавидел русских как таковых, антикоммунизм был для него скорее предлогом. Он вполне одобрительно относился к красному Китаю и настаивал на том, что пора прекратить однозначную поддержку Тайваня как «единственного истинного Китая» и завязать тёплые отношения с Пекином. Это ему удалось. В частности, Пекин поддержал Штаты в афганском вопросе.

Насколько хуже получилось с другими внешнеполитическими инициативами. После Иранской революции Бжезинский настаивал на решительном вмешательстве Америки в Иране. Обернулось всё это печально известными событиями. Тогда Бжезинский через американскую разведку нажал на Саддама Хуссейна – тогда он был другом Америки – который развязал ирано-иракскую войну. Война эта не принесла ни той, ни другой стороне ни выгод, ни славы.

На ту же эпоху приходятся неудачи в Центральной Америке – например, Сандинистская революция в Никарагуа. Здесь политике Бжезинского (требовавшего вмешательства в максимально жёсткой форме) противостоял практически весь кабинет Картера, который считал, что Никарагуа, даже советизированная, будет просто ещё одной расходной статьёй в советским бюджете. Они были правы: Никарагуа очень быстро повисла на шее СССР ещё одним тяжёлым камнем. Когда Советский Союз распался и экономическая помощь прекратилась, сандинисты тут же и потеряли власть – точнее, отдали её, понимая, что «лафа кончилась». Но это было потом.

Зато активность польского политолога на исторической родине – в Польше – оказывается очень успешной. Всё в том же 1979 Польшу посещает «польский Папа» — Иоанн-Павел Второй[7]. Впоследствии визиты Папы в Польшу – довольно частые – оказались удобнейшим средством оказания давления на польские власти и придавали сил и надежд антикоммунистическому подполью. Бжезинский видит в этом рычаг давления – и делает знаменитый полуночный звонок Папе накануне визита. Смысл звонка: согласование риторики.

В том же году начинает действовать «Солидарность». Впоследствии Бжезинский признавал, что он лоббировал её интересы в Белом Доме, настаивая на оказание всемерной поддержки этому движению. Он настаивает на том, что ожидаемый всеми ввод советских войск в Польшу или не случится, или приведёт лишь к усилению сопротивления. Поэтому он настаивает на максимально жёсткой позиции Запада.

Всё кончилось после проигрыша Картером выборов 1981 года и прихода к власти администрации Рональда Рейгана. Бжезинский уходит из Совета Безопасности и возвращается в Колумбийский Университет — делать академическую карьеру. Однако это не значит, что он уходит от политики. В это самое время госсекретарём США становится его любимая ученица, выпускница того же Колумбийского Университета, и его бывший референт – Мадлен Олбрайт. Он становится её учителем и наставником. Впоследствии она показала, как хорошо выучила его уроки, во время уничтожения Югославии.

Постепенно наладились и отношения с рейгановской командой. Бжезинского зовут в комиссию по химическому орудию. А в 1987-1988 он работает в сводной комиссии Министерства Обороны и СНБ по выработке внешнеполитической стратегии.

Однако желание самому вернуться в политику не оставляло его. Ради этого он совершил измену – бросил Демократическую партию и примкнул к команде Буша-старшего, с которым познакомился во время пребывания в упомянутой комиссии.

Приближаются великие события. В 1988 году с Советским Союзом было уже всё ясно – по крайней мере, людям наверху. Бжезинский всячески подчёркивает свою роль в грядущей победе. Он мелькает везде, даёт множество интервью, и всячески славит победу Америки и дальнейшее унижение раздавленной России. В частности, именно он во время визита в СССР умудряется настоять на том, чтобы Советский Союз признал за собой вину за Катынский расстрел. Советское правительство удовлетворило его требования – и он даже заслужил овацию в Академии Наук СССР (что наглядно демонстрирует умственные и нравственные дарования наших академиков). Своей целью в этот период он видит дальнейшее раздробление России, установление постоянного контроля над ней, а главное – выстраивание из Восточной Европы «санитарного кордона» против Москвы. Вступление восточноевропейских стран в НАТО, и особенно прибалтийских государств.

Далее у Бжезинского начинаются сложности. В 2003 он критикует войну в Ираке и вообще республиканскую политику. И возвращается в родную гавань, поддержав демократа Барака Обаму.

Последним и самым великолепным его проектом является российско-украинский конфликт. По плану Бжезинского – озвученного ещё в начале двухтысячных – необходима передача власти украинским националистам (в роли лидера которых он видел Ющенко) и формирование постоянного управляемого конфликта между Украиной и Россией. В ходе которого должна осуществиться полная дерусификация Украины, уничтожение русского языка, установление полного контроля НАТО над украинской армией (и её воссоздание), ну и всё то, что происходит сейчас. Интересно, что Бжезинский довольно откровенно обозначает роль католиков — которую сейчас принято не замечать. Впрочем, теперь это уже только наши проблемы.

Таковы факты – ну или то, что нам предлагают в качестве фактов. О том, что из себя представлял покойный лично и был ли он нравственным человеком, мы поговорим в следующей статье.

 

Ссылка